Дзэн

Ярослава  Фаворская
 

Хрустальный шар плавно летел в тягучем воздухе. Льнул к моим ладоням. «Что ты такое?» – спросила я. В ответ раздался мелодичный звон, похожий на тихий смех: «Дзэн-дзэн-дзэн!» Я взяла шар в руки, поднесла к глазам и взглянула сквозь него на мир. Очертания жизни стали неуловимы, радужны, радостны. Я всегда знала, что дом – это дом, а дерево – это дерево. Но сейчас восторгу не стало предела: это дом!!! Это дерево!!! В душе не осталось ничего, кроме восклицательных знаков. Слова мелькали и исчезали, неуловимые. Абстрактные существительные казались недоразумением. Небо! Тротуар! Люди! Машины! Само убожество, преломившись в хрустале, излучало несказанную красоту и смысл.

Хрустальный шар рассмеялся и улетел. Предметы не потеряли очарования, но окутались печалью. Нищий урод просит милостыню у церкви. Его лицо обожжено, исковеркано, у него страшные красные глаза и нет носа. Но я знаю, каким он будет, если взглянуть на него сквозь звенящий хрустальный шар. Я никогда уже не пройду мимо, зажмурившись. Но я всегда буду искать искрящийся шар. В идеале он заполнит однажды весь мир, превратит его в сияющий чертог.

В городе стоят карточные домики. Потные рабочие в оранжевых жилетах пытаются проложить тоннель в преисподнюю. В бетон замурованы люди – они плачут, смеются, кричат… или просто вспоминают былое. Ведь уже сотни лет они взирают на эту улицу, они видели толпы нищих и легионы завоевателей, елочные огни суеты, и знамения, предвещающие Апокалипсис. Мой маленький, мой карманный Апокалипсис для личного пользования, мой персональная Голгофа, гильотина...

С тех пор что-то сместилось в моем мозгу – ракурс, фокус. Иногда хочется убить себя, не в силах вынести ниспосланной благодати. Пристаю к знакомым с вопросами: как вы считаете, не сошла ли я с ума? Адекватно ли я веду себя? С тех пор, как я видела мир, осененный славой, что может волновать меня? Только стремление видеть это вновь и вновь. И когда – моей ли волей, или даровано провидением – это вдруг случается… можно ли что-то делать, кроме как созерцать? Я – только зеркало, отражающее мир. И не могу пожертвовать ни единым мгновением своего созерцания, своего восторга.
……………………………………………………………………………………………………………
…в летнем кафе за столиком сидела женщина. Ждала мужчину, который никогда не приходил на назначенные им же свидания. На ее обнаженном плече выжжено клеймо, свидетельствующее о том, что в молодости она совершала ошибки. Она в том особом возрасте, когда еще нет явных морщин… но усталость уже тенью примеряет прозрачную маску будущей старости. Женщина в зеркальных солнечных очках, за ними не видно, как мечется по аллеям ее затравленный взгляд. Тот, кого она ждет, высок и красив. У него легкая походка. Рядом сидит солидный господин: «Девушка, тот, кого вы ждете, не стоит вас. Идите, вы свободны. Он сам будет вас искать.» Она уйдет, и к ней, смятенной, прильнет мой хрустальный шар, и она услышит звон: «Дзэн-дзэн-дзэн! Иди, ты свободна!»

Мир засквозит маленькими сюрреальными видениями.

Скамейка в парке залита солнцем. Грязный бомж с всклокоченной бородой, с засаленными волосами, кормит голубей. Они сидят  у него на коленях, на плечах, клюют с ладоней! Сколько раз ты кормила птиц, но они не давались тебе в руки. А этот старик – запомни его! – какой-нибудь святой Франциск… случайно затерянный в нашем времени.

Мудрый поэт приведет тебя на кладбище и усадит на могилу семилетнегомальчика, Роланда Эдуарда Розе, умершего 55 лет назад. Могила ухожена. Проведи пальцами по фарфоровому дагерротипу на памятнике – такое тонкое лицо младенца. Выпей вина. Прочувствуй, здесь нет печали.

Нож, который раньше вонзался острием в сердце, теперь лишь проводит по нему плашмя.

Кто-то однажды выдумал, что любовь достойна смерти. Красивая легенда передавалась из уст в уста. Поверив в нее, женщина твердила, как сомнамбула: «Что мне весь мир, когда тебя нет рядом со мною?»

Ее любимый приходит неожиданно, дарит иллюзию счастья и исчезает. Это становится почти привычно, но неизменно мучительно. Как хроническая болезнь – обострение и ремиссия, и то и другое неизбежно. В радости встречи уже таится горечь разлуки. Он – как призрак. Он аморфен – обними его, он просочится сквозь пальцы. И нет рецепта – как удержать его. Но одновременно с тоской женщина ощущает неизменное: «Мы будем вместе, пока смерть не разлучит нас.» И два противоположных полюса сливаются, образуя кристальный стереоэффект. И невообразимо явственно слышится абсолютная мудрость: «Если ты плачешь, это значит только то, что ты плачешь. Если ты смеешься, это значит, что ты смеешься. И только. В этом нет проблемы.»

…я кожей впитываю ощущения, и даже зрительные образы непереносимо тактильны, и непрерывен процесс вербализации. Однажды пойму, что в следующей инкарнации я буду растением. Деревом. Тополем. Он также впитывает солнечные лучи и соки земли, как я теперь. Но вдруг станет так страшно, что слезы брызнут из глаз – «как же слова?!» Я так люблю слова – пробовать их на вкус, рассматривать с разных сторон, складывать из них мозаики, нанизывать гирляндой, покоряясь ассоциациям, на нить никчемной фабулы.

Вот  две женщины на улице – я прохожу мимо и ловлю брошенную фразу: «Она была еще девственницей.» Девственница! Слово отделяется, материализуется, и шествует уже самостоятельно и гордо – слово старомодное, осмеянное, беспомощное и благородное.

И несколько лет жизни – бестолковой, беспорядочной, полной возведенных и рухнувших воздушных замков, полной смятения – всего лишь материал для сконцентрированной, лаконичной фразы. Для маленького текста, который не нужен никому. Неотправленное любовное письмо Господу Богу. Недоношенный ребенок в инкубаторе – будущий маленький трупик.

Довольно! Хватит посылать в пространство непроизвольные импульсы, создавая неуправляемые резонансы, которые рикошетом отдаются в линиях твоих и чужих судеб. Пора научиться это контролировать. Если бы молния ударила по голове – пусть даже ослепнуть, но понять, наконец, причинно-следственную связь явлений. Мир опутан колючей проволокой, по которой бродят электрические разряды, тут и там – короткие замыкания, снопы искр, обугленные трупы. Упорядочить, распутать, смотать в клубок, соткать прочную ткань.

Сядь в позу лотоса, кончиками пальцев замкни энергию, произнеси очищающую мантру ИМ. НА тягучей согласной почувствуй вибрацию черепа. Благослови четыре стороны вокруг себя. Ты – в центре креста пространства Будхи. Ты – светящаяся точка, вокруг которой вращается мир. ОМ-БХУР-БХУВАХ-СВА.  Мощным толчком выдохни весь затхлый воздух, скопившийся в легких. Медленно вдохни. Опять выдохни – все, что скопилось в крови. Мозг запульсирует мощнейшим генератором, питающим Вселенную. Вот тоннель в гиперпространство. Там – долина образов, возникающих из пустоты, страна откровений. «Дзэн-дзэн-дзэн!.. Иди, ты свободна!»

………………………………………………………………………………………….…………………
…или сделать это иначе.

Войти в древнего идола. Застыть на долгие часы. Нагое тело отлито из бронзы, в сплаве – серебро, золото, иридий и технеций. Если коснуться – тело издаст мелодичный, долго не смолкающий звон. Слушать песни-мантры тибетских монахов, шаманов, заговаривающих время. Статуя раздвигается, полая внутри. Тебя захлестывает алый свет. Забыит про все, кроме собственного тела и гулкой, жутковатой музыки. Начать двигаться только тогда, когда движение станет насущной необходимостью. Не мыслить. Не вожделеть. Движение плавное, непрерывное – самостоятельная форма жизни. Заклятие времени снято. «Дзэн-дзэн-дзэн! Иди, ты свободна!»

……………………………………………………………………………………………………………
… или иначе.

Мужчина придет к женщине и скажет: «Я люблю тебя, глупая. Если ты исчезнешь, я сойду с ума.»  «Отчего ты не говорил этого раньше?» «Я не мог этого сказать, ты не могла этого понять.» Объятия сомкнутся стальными браслетами, ключи потеряны. Они сопротивляются друг другу, не желая растворяться до конца. Он агрессивен, беспомощен и горд, как ребенок. Она беспомощный, брошенный, красивый ребенок. Тоска по материнской груди. Инстинкт разрушения. Завоевание, подчинение. Три тысячи лет назад она была прекрасной наложницей, ради которой он забыл свой гарем.

Прокусить тонкую алебастровую кожу, там, где бьется голубая вена, высосать горячую кровь, сжимать бьющееся в судорогах тело, пока оно не упадет бездыханное. Он проведет кончиками пальцев по ее спутанным волосам – изысканнейшая ласка. «Тс-с-с…отдохни, моя девочка.»